Система логики. Том I. Отрывок

Источник: http://books.google.com/books?id=MBVVAAAAMAAJ&hl=ru

ТОТЕМА ЛОГИКИ.

СОЧИНЕН1Е

ДЖОНА СТЮАРТА МИЛЛЯ.

СЪ ПЯТАГО, ДОПОЛНЕННАГО ЛОНДОНСКАГО ИЗДАН1Я

ПЕЮЕВЕДЕНО, ПОД'Ь РЕДАКЦИЙ и съ ПРИМЪЧАШЯЯИ П. А. ЛАВРОВА,

Ф. РЕЗЕНЕРОМЪ

САНКТПЕТЕРБУРГЬ.

ЛЗДАН1Е К1ШГОПРОДАВЦА-ТПП01ТАФА ЗГ. 0. ВОЛЬФА.

1865.

СИСТЕМА 10ГИКИ.

СИСТЕМА ЛОГИКИ.

СОЧИНЕШЕ

ДЖОНА СТЮАРТА МИШ.

СЪ ПЯТАГО, ДОПОЛНЕННАГО ЛОНДОНСКАГО ИЗДАНЫ

ПЕРЕВЕДЕНО, ПОДЪ РЕДА.КЩЕЙ И СЪ ПРИМ*ЧАН1ЯМИ П. Л. ЛАВРОВА,

ТОВКЪ X.

САНКТПЕТЕРБУРГЬ.
13ДАН1В КНИГОПРОДАВЦА И ТИПОГРАФА И. 0. ВОЯЬФА.

1865.

Дозволено цензурою. С. Петербург!,, 6 мая 1865 г.

ВЪ ТИНОГРАФЩ Л. 0. ПОЛЬФА

ПРЕДШОВ1Е РЕДАКТОРА.

Представляя въ перевод!» твореше знаменитая англШскаго мысли- 1 теля, занимающего теперь въ Европ'Ь одно изъ первыхъ мъч'тъ по СИ.ТБ и проницательности своего ума, мы желали бы указать чи- ? тателю, хотя въ самомъ краткомъ очерк-Ь, значен!е этого труда въ ряду однородныхъ ему произведений указать на тЪ главный достоинства, которыя поставили его такъ высоко въ глазахъ однихъ крити- ', ковъ, и на т* недостатки, которые заставили другихъ критнковъ ^ отрицать въ немъ всякое особенное значеше. Конечно, подробный , ^ разборъ этихъ вопросовъ требовалъ бы не предпслов1я въ несколько \г страницъ, а спец!альнаго изсл"§дова1пя. ЗдЬсь мы должны доволь- \ ствоваться лишь указан!ями на самыя характеристическ!я черты, оставляя псторнкамъ логики, во всемъ ея объемъ-, строгое развит!е поло- жен!й и подтвержден!е ихъ частными свидетельствами.

Самое слово «Логика», сейчасъ употребленное, представляетъ въ наше время лишь смутное понят1е, даже настолько смутное, что какъ пределы, такъ и задача науки представляются совершенно различными различпымъ изсл'Ьдователямъ. Во всевозможныхъ учеб- никахъ диФФеренщальнаго исчислешя, хнм'ш, зоолопи, читатель встръ1- чйетъ т* же предметы изсл'Ьдопа1пя, почти гЬ же вопросы относительно этихъ нредметовъ и довольно близкие пр!емы по ихъ р^- шенно. Некоторая разница въ методахъ скоро оказывается весьма мало относящеюся къ сущности предмета, для всякаго внимательнаго наблюдателя. Начиная съ рядовъ, или съ теория предъ-ловъ, или съ безконечно малыхъ величинъ, стремятся получить ту же таблицу диФ- Ференщальныхъ Формулъ, на которой основано все последующее.

)сЩшгате.1

:ПослъУователи БерцелЁуса, Дюма, Либиха и Жерара иначе пишутъ Формулы простыхъ и сложныхъ тЬлъ, но разсматриваютъ те же сое- динеяЁя, открывая для нихъ тЬ же свойства. Зоологи вс'Ьхъ школъ, не смотря на свои разнообразный классификации, разсматриваютъ т^хъ же животныхъ и описываютъ анатомическое строеше каждаго нзъ нихъ почти такъ же, расходясь разве въ Функцш того или другаго, анатомически совершенно определенная), элемента. Но не такъ въ логики. Между логикою Милля, Гегеля и Дробиша такъ мало общаго, что лишь при внимательномъ разсмотръ'нш можно заметить точки ихъ сближешя и убедиться, что была какая-либо причина назвать эти три столь различный произведешя однимъ именемъ. Постараемся указать на причины этого различЁя, общее начало, которое дозво- ляетъ охватить однимъ взгдядомъ эти разныя направлен!», и на обстоятельства, приведш'|я мыслителей Европы въ наше время къ столь разлнчнымъ обработкамъ логическихъ вопросовъ.

Цельный чеЛовекъ, МЫСЛЯЩЕЙ и действующи!, ставящш себе вопросы и стремящшся къ ихъ ръчиешю, ставящШ себе цъ^ли и отъис- киваюний средства ихъ осуществлен'^; челов'Ькъ, ДОПОЛНЯЮЩЕЙ не- достатокъ знанЁя творчествомъ и самъ в'Брующ1й въ свое создаше; челов'Ькъ, заслоняющЁв себ'Ь свою собственную ц-вль мгновенными влеченЁями в страждущи отъ своей непоследовательности болйе, ч-Ьмъ отъ чего бы то ни было другаго; этотъ цельный челов'Ькъ есть исходная точка всего, что узнается въ наукъ% всего, ято совершается въ творчеств^ Философскомъ, художественномъ или общественномъ, всего, что происходитъ въ истор'ш. Изъ потребностей, стремленш и деятельности этого человека объясняются и вопросы'лотки.

Цельность человека заставляетъ его въ продолжение долгихъ пер'юдовъ исторш смешивать разныя области своей деятельности, творить тамъ, где надо изследовать, руководствоваться страстью там1*, где должно быть обдуманнымъ. Наконецъ, ДОЛГЁЙ опытъ, рядъ стра- даиш и неудачъ заставляютъ его придти къ потребности различать не только предметы обыденнаго употреблен!я, но ваь предметы, не только простейш!я свои мысли, но вс/ь свои мысли. Онъ стремится найти классификацйо всего сущаго, группировать все сущее въ мысли и во внешнемъ м!ре (действительно и реально) самымъ лучшимъ

образомъ. Конечно, не соразмеряя своихъ силъ, онъ съ самаго начала задаетъ себе самый трудный вопросъ и ищетъ естественную классификацию, естественную систему всего сущаго, т. е. распред'Ь- леше предметовъ такъ, какъ они въ самомъ дплгь суть. Главн1Ьйш1я группы, на которыя онъ такимъ образомъ разбиваетъ все сущее, представляютъ ему основныя категории. Полная таблица категорШ, со- отв-Ътствующихъ вещамъ самимъ въ себ/ь, съ подраздъмешемъ всего, въ нихъ входящаго, на второстепенныя, третьестепенный и т. д. группы, даетъ смыслъ всею суш/аго, пониманге всего сущаго, какъ оно есть, ра- зу.мъ вещей, — высшш вопросъ всякой Философской системы. Но, въ то же время это, въ частности, необходимый вопросъ каждаго спе- щальнаго знашя. Оно начинается съ различетя явлешй. ихъ класси- фицироватя, ихъ сближены, и зат^мъ уже переходить къ закокамъ этихъ явлешй. Оно составляетъ свою таблицу категорш для частной области, и наука тогда бы лишь была способна заменить для человека Философское построеше, когда бы для вс4хъ областей знашя существовали стройный таблиды категор1й, и всъ1 эти таблицы сведены были въ одну, всеобъемлющую, систематическую таблицу. Найти сшгслъ вещей, попять вещи въ частной области, какъ во всемъ объем-в сущаго, значитъ одно и то же: составить себ"! полную, точную и согласную съ т1>мъ, что въ самомъ дьмй есть, таблицу ка- тегорш. Вся разница въ бблыпемъ или мбньшемъ участ!и творчества въ этомъ составленш; въ бол*Ье или менее ясномъ сознанш возможности составить эту таблицу согласно тому, какъ вещи суть въ самомъ д^ле.

Попытки подобнаго стремлешя угадать разумъ всего сущаго такъ же древни, какъ челов^вчесме языки. Корни и грамматичесш Формы— первыя безсознательныя группы, поставленныя челов'Ькомъ. Въ ми- еахъ и въ поэтическихъ произведен1яхъ эта деятельность безспорна. И долго люди передаютъ изъ рода въ родъ свою классификацш сущаго, или противополагаютъ другъ другу свои различпыя класси- Фикацш, при чемъ новое поколёше или новая личность принимаетъ или выбираетъ ту или другую систему, потому что она древнее, патетичнее, красивее, потому, наконецъ, что она более нравится. Но является минута, когда какой-нибудь мозгъ вырабатываетъ

вопросы а почему же эта классиФикащя лучше той? почему, вообще, существуютъ ташя классификацш, а не друпя? истинна ли которая- либо изъ нихъ? — Первый вопросъ объ истин1! классифпкащп есть первое требоваше критики, и сейчасъ же раздвоится на два вопроса: '7 какъ узнать, правильно ли я думаю? какъ узнать, что истинно?

Какъ, выше, практически! вопросъ: различать веши—велъ къ самому общему теоретическому вопросу: найти ^мь1слъ_всею сущаго, такъ и здесь, практичеше вопросы: думать правильно и узнать вещи— ведутъ къ двумъ теоретическимъ: найти законы^ лшмиш'я, найти законы знатя.

Не трудно видеть, что три теоретичеше вопроса, которые мы получили, въ своемъ развиш переходятъ одннъ въ другой. Понятно, что въ сущее входитъ какъ сфера нашей мысли, такъ и сфера познаваемого, и, решая первый вопросъ, мы, по пути, разръчпимъ и остальные. Точно такъ же мы удобно убеждаемся, что смыслъ всею сущаю намъ доступенъ только при посредстве нашей мысли, и внъчн- н!е предметы суть лишь определенный группы впечатл!шш, пред- ставлешй и понятш, такъ что знать ихъ мы можемъ лишь настолько, насколько знаемъ собственное мышление; следовательно, решая вопросъ о законахъ мышлешя, мы р'Ьшаемъ и главнейшую часть осталь- ныхъ двухъ вопросовъ. Накопецъ, определить законы познаваемаго, это—отделить то, что мы поняли, отъ того, что намъ остается еще понять въ среде сущаго, т. е. поставить одну изъ самыхъ важныхъ классификац'ш: доступнаго и недоступнаго знан'по; истиннаго, вЬроят- наго и невозможнаго; это—определить законы мысли въ единственной практической ея сФере, въ сфере реальнаго м!ра, и г§мъ самымъ дать нашей мысли прочность процесса, не блуждающего въ неопределенности, но решающего ясно поставленный вопросъ. Последит вопросъ изъ трехъ выше поставленныхъ очевидно ведетъ къ решение и нредшествующихъ.

Все три они представляются какъ вопросы одной сферы, взаимно зависяпи'е одинъ отъ другаго, друтъ друга обусловливающее, хотя и различные по своей постановке. Для наглядности можно бы это сравнить съ разсмотрешемъ какого-.шбо геометрическаго протяжен1я, не совмещающегося съ плоскостью, наприм. винтовой поверхности.

Понятче объ этой поверхности, ея уравиеше и ея изображеше на чертежи— три совершенпо различные элемента, но находяшдеся въ самой ТЕСНОЕ связи между собою. Разборъ'этихъ трехъ геометриче- скнхъ поняли принадлежим тремъ различнымъ методамъ: геометрш древнихъ, геометрш аналитической и геометрш начертательной. Каждый изъ этихъ методовъ, въ окончательномъ результат^, можетъ дать оба остальные; но каждый1 выЪетъ и свои особенности, дозволяюнщ разсматривагь его отдельно отъ двухъ другихъ и представляют,!» большее удобство для р'Ьшешя однихъ вопросовъ однимъ методомъ, а другихъ — другимъ. Въ сущности же, эти различные элементы и методы представляютъ разныя стороны одной и тон же науки — науки про- тяжешй, геометрш; и настоящш геометръ обращается безразлично къ тому пли другому, смотря по надобности, при своихъ изслъ'довашяхъ, а въ систематическое ностроеше науки вводнтъ ихъ на равныхъ пра- вахъ, замечая лишь ихъ различное историческое происхожден'нз и различныя предположен'^ которыя дЬлаетъ тотъ или другой методъ. Последнее особенно важно, потому что эти предположешя вносятъ въ разсмотр1ние вопроса своего рода особенности и своего рода затруднения. Аналитически'! снособъ р'Ьшешя гсометрическихъ вопросовъ предполагаетъ вс-Ь средства и нр!емы чистой математики, и требуетъ обращеи'ш особеннаго внимашя па случаи, гдЬ аналитическое ръ'шен1е ие покрываетъ геометрнческаго, не охватывая вей его случаи или внося въ разсматрнваемый вопросъ элементы, не ия'шшше значен!я для пос.гЬдняго. Начертательный способъ нредполагаетъ вс1! свойства про:зкц!й и требуетъ особеннаго внимашя въ томъ случай, когда дан- ныя плоскости проэкщ'н недостаточны. — Я остановился несколько на этомъ прнм'Ьр^ потому, что здъть, въ области безспорныхъ истинъ и точныхъ пр!емовъ, всего легче видеть отношен'ю между вопросами — конечно, тому, кто съ ними нисколько знакомъ. Само собою разу- м-Ьется, что приведенный нримЬръ можетъ служить только для ана- логш съ общимъ иредъидущимъ разсмотр'Ыемъ — не бол'бе.

Такимъ образомъ мы имЬемъ три между собою гвсно связанные и въ то же время различные вопроса, им1>к)1ще каждый свои предположен'ш и представляющей свои особенныя затруднен!я: найти смыслъ всего сущаю; найти законы мышмчи'я; найти законы знашя.

Предположетя, сюда входящы, особенно въ первую задачу, далеко превосходятъ средства науки и потому захватываютъ и область Фпло- соФш. Если мы не будемъ исключать последнюю изъ нашего разсмо- тръчш, то можемъ обнять вс1! эти три задачи областью логики въ самомъ обширномъ ея значенш; но, ббдьшею частью, всг! изсл'Ьдова- тели, смотря по своей точк! зръчия, ограничивали эту область той или другой стороной, какъ большая часть геометров'ъ до сихъ поръ ограничивалась г!мъ или другимъ методомъ при разбор!, бблыпей части геометрическихъ вопросовъ.

Впрочемъ, тотъ ученый мыслитель, котораго имя стоитъ на пер- вомъ мътт1! въ исторш логики, какъ бы ни понимали этотъ терминъ, Аристотель,—положилъ основаше разсмотръ'шю вс'Ьхъ трехъ логиче- скихъ вопросовъ, нами поставленныхъ: въ «Метафизик1!» и въ «Катего- р!яхъ» (насколько ему можно приписать это произведете) онъ пробо- валъ очертить основную ФилосоФпо—первую ФнлосоФно—.уясняющую смыслъ всего сущаго въ связи съ класификащею естественныхъ пред- метовъ. Въ «Первой Аналитик1!», въ книг! «О выражёшп» (мысли р'Ьчью), — и въ «опйк1>», частью въ связи съ книгою «о душ1>», онъ указа.гь законы мышлен!я и ихъ связь съ прочими психическими процессами. Во «Второй Аналитик1!» онъ преимущественно старался установить методы познашя различныхъ областей, доступныхъ знан1ю. И эти отдельный изсл'Ьдован'ш Аристотеля т^сно связаны въ его м'фосозерцанш и въ его изслъ'дованпг. центромъ этого м!росозерца- н!я, какъ центромъ вс1>хъ вонросовъ, онъ ставитъ попяпн'е. Оно, какъ видъ и какъ категор!я, опред^ляетъ классификащю всего сущаго. Оно образуется изъ суждешй, утверждается и развивается въ силлогизм1!, Формулируется въ определены. Оно же ё!ть результатъ мыслящаго духа, последней ступени души въ ея процесс'! развит1я, начинающегося впечатлг!н1ями чувствъ. Оно же составляетъ цъмь, для которой различный области знатя подвергаются пзсл^довашю. При разбор1! процесса мышлешя, Аристотель не терялъ пзъ виду того, что этотъ про- цессъ психологически коренится въ чувственномъ ощущен'ш, философски (или, пожалуй, онтологически} имъ^етъ смыслъ лишь настолько, насколько мысли соотвътствуетъ реальный предметъ, а практически им1$етъ значен1е лишь какъ орудте иознан1я истины.

Но онъ далеко не съ одинаковымъ искусствомъ обработалъ вс1$ отрасли этого логического изслйдоватя, и далеко не вс'Ь части его логическихъ трудовъ нмъ-ли одинаковое вл1яше на его школу. Время, когда жилъ Аристотель (ГУ в$къ до Р. X.), было время самаго зарож- дешя науки въ настоящемъ смыелъ1, и онъ, основатель теорш поштя, долженъ былъ въ то же время искать классификацию для всего сущаго, искать методы добывашя истинныхъ понятш въ разныхъ отрасляхъ знамя и следить за психическимъ процессомъ происхождешя поняш. Первое было связано съ Философскими построешями и им'Ьло значеше настолько, насколько Философ1я обнимала вс'Ь науки. Но въ с-гЬдующемъ же в-Ькъ' науки получили свопхъ независимыхъ представителей: Евклидъ, Аполлоши, Архимедъ, Гшшархъ, Эразистратъ, ПероФилъ ') были не Философы, а ученые. Они приступили къ определенно смысла сущаго не вообще, а въ частной сфер1!, кото- ров занимались, и опередили настолько Фплософовъ въ пониманш сшихъ спещальныхъ сферъ, что на долгое время всеобщая классифи- кащя сущаго, или смыслъ вещей, были оставлены. Правда, къ этому вопросу вернулись въ перюдъ падешя наукъ, и Августинъ, Аль- бертъ Великш, 0ома Аквннатъ не отказывали себ'Ь въ удоволь- ств!и искать смыслъ всего сущаго съ узкой точки зръчия, на которой они стояли въ ФилосоФскомъ отношен1и. Но это были жалш попытки, въ которыхъ все, сколько-нибудь живое, было заимствовано отъ того же Аристотеля, а научныя прюбрь'тен'|я, совершенныя въ два в'бка посл-Ь Аристотеля, ка:.ъ бы не существовали. Декартъ, первый рацюнальный мыслитель новаго времени, противоположилъ м]ръ протяжен'1й М1ру мысли и гЬмъ самымъ иоставилъ задачу клас- снФикац1и всей природы вн-Ь задачи теорш мысли. Естествознаше стало шире и шире 'охватывать своими классификациями предметы реальнаго м!ра и своими законами его явлешя, довольствуясь своими задачами и не думая искать пхъ связи съ теор1ею мышлен'ш. Къ концу XVIII в'Ька оно уже такъ разрослось и получило так!я проч- ныя основан!Я, что можно было уже говорить не о наукахъ, но о единой ц'влыюй науыь, а въ самомъ понятш о ней заключался во-

' Си. для ним, пс],\-|, мой «Очеркъ истор1в ФИЗИЕО матенатеческихъ ваукъ».

просъ о смысли всего сущаго, — вопросъ, который и не замедлил* представиться.

Но была другая сторона логическихъ трудовъ Аристотеля, то же потерявшая значеше для его ученпковъ и даже настолько забытая, что ее упускали изъ виду самые ревностные почитатели Аристотеля; зато, къ концу XVIII въ-ка, она имъ-ла блестящихъ возсо- здателей въ чиел^ лицъ, которыя считали себя противниками велп- каго стагирита и гордились этимъ отношешемъ къ нему. Я говорю о практической сторонъ1 логическихъ вопросовъ, о теорт знамя. Съ особенною любовью, очевидно, разрабатывалъ Аристотель, въ своем «Второй Аналитик1!», учеше о методахъ для пр'юбръ'тен1я точныхъ знан!й; но упражнеше ума въ этомъ паправленш было такъ недостаточно въ его время,—средства, которыми онъ располагалъ, такъ ничтожны, что онъ самъ, въ своихъ ученыхъ трудахъ, весьма мало сл'Ьдовалъ собственнымъ указашямъ въ отношенш тЪхъ нр1емовъ, которыми должно было обезпечить себ1> в^рныя св'Ъдъ'шя и охранв-ть себя отъ ошибокъ. Ученики его, бйлынею частью (кромъ- веофраста), вовсе неученые, совершенно уже пренебрегли его указашями. Математики, астрономы, медики, алхимики, технологи, каждый въ своем СФер'Ь, вырабатывали методы удостовъ-решя въ истинъ- полученныхъ ими результатовъ; но учете о научныхъ методахъ вообще не им'Ьло представителей. Въ ХП1-мъ въ-к1> Францисканскш монахъ Роджерь Бэконъ первый сталъ говорить объ этомъ учеши, посвящая пали труды, въ которые онъ внесъ результатъ многолътнихъ размышлешй и наблюденШ, вызвавшихъ противъ него преслъ-довашя, продолжав- ш1яся почти до самой его смерти. Еще съ большею энерпею и, главное, съ ббдьшимъ авторитетомъ сталъ проводить въ XVII въ~къ ту же мысль знаменитый соименникъ и соотечественникъ негчастнаго францисканца, канцлеръ Фрэвсисъ Бэконъ, него «Новый Органонъ» сделался основою для многоразличныхъ комментар!евъ на ту тему, что Аристотель и его ученики были совершенно чужды научному методу, что надо противопоставить устар-Ьвшему собранно логическихъ трудовъ Аристотеля, его «Органону», новую Бэконовскую логику, имъчощую въ виду указать ученымъ методъ делать иовыя, точ- ыыя открьгпя и классифицировать свои позпашя. Рядомъ съ этою

блестящею теор1ею наукъ, важный логически трудъ Декарта, ег° речь «о методе» осталась какъ бы исключительно принадлежащею области ФилосоФш и не обратила на себя достаточно внимашя уче- ныхъ. Ньютонъ, въ н'Ъсколькихъ страницахъ своихъ «Математическихъ началъ естествознания» далъ несколько строгвхъ теоремъ научной логики. Мысль, какъ оруд!е науки, стала въ школе Бэкона на первое место; Фрапцузсше просветители съ жаромъ ухватились за эту точку зрешя; предпслов1е д'Аламбера къ большой «Энциклопедш» было про- славлешемъ Бэконова взгляда. Въ гетальныхъ трудахъ Ньютона видели приложеше этого взгляда, и въ конце XVIII вика въ Англ1и п во Францш эта .шика наукъ была господствующимъ воззрешемъ у главн-вйшихъ представителей мысли. Впрочемъ, не смотря на большое вл1ян1е, прюбретенное этимъ взгяядомъ на требования логики, должно сознаться, что его приверженцы ограничивались тре- бовашемъ и не выставили ни одного замечательна™ труда, который заключалъ бы методолопю наукъ сообразно ихъ развит'ио въ конце XVIII века. «Новый Органонъ» и проч!е труды Фрэнсиса Бэкона все оставались самымъ прославленнымъ литературнымъ пред- ставителемъ этого направлен!я, а Бэконъ стоялъ по научнымъ св'Б- д^1пямъ ниже многихъ, даже изъ своихъ современниковъ; въ XVIII-мъ же ВБЬ"Б легко было указать ошибочность его пр!емовъ и проследить въ его сочинен'шхъ недостатки, которые служили существеннейшими обвииен!ями противъ Аристотеля, жившаго за 2,000 л^тъ ранее.

Въ школахъ господствовало безъ соперниковъ третье направле- н!е логическихъ трудовъ Аристотеля, но не такъ, какъ оно выходило у него изъ требовашй Философской системы, а такъ, какъ выработался взглядъ на требовашя логики въ перюдъ коментаторовъ Аристотеля, пользовавшихся его трудами въ ихъ самой легкодоступной Форме, а вовсе не проникавшихъ въ глубину его теорш.

Всего легче было Аристотелю разрабатывать теоргю мышлетл изъ готовыхъ суждений. Для этого не нужно было ни Фактическихъ знанШ, которыхъ нельзя лрюбрести разомъ при самомъ обширномъ и гибкомъ уме, ни точныхъ наблюден!й, для которыхъ нужна сна- ровка. Поэтому Аристотель разработалъ классификащю сужден!Й и подведете частныхъ сужден!й подъ обшде, или теор!ю силлогизмовъ.

съ гЬмъ мастерствомъ, которое поставило эти отд$лы его трудовъ, во точности и строгости, наряду съ лучшими результатами древней математики и оставило въ этой СФер'Ь весьма мало труда его учени- камъ. Но эти куски имъми значеше не сами по себ$, а лишь въ ц'Ь- ломъ: суждешя опирались на реальныя наблодешя, им^ли въ виду цельное понят1е, были связаны съпсихо.:огическимъ процессомъ развиш ощущешя въ мысль. Силлогизмы были практическою частью теорш поняли. Они предполагали пр!обргЬтенное поият1е, опирающееся на многочисленныя частныя суждешя, почерннутыя изъ реальнаго м!ра и Формулированный въ посылки. Они имъмп въ виду опредъмеше. Лишенные этой обстановки, силлогизмы теряли всякое значеше, дЪ- лалнсь уиражнешемъ разсудка надъ словами, лишенными содержашя.— Но именно это и произошло. Въ школахъ посл-Ъдняго перюда древняго м!ра родилась формальная лотка, составленная изъ этихъ обрывковъ Аристотеля, лишенныхъ значешя. Поняпе, самый трудный и сложный результатъ мышлешя, предполагалось даннымъ; изъ понятий составлялись суждешя, причемъ истина суждешй и даже ихъ возможность не оценивалась, такъ какъ для этого пришлось бы обратиться къ реальному м!ру; суждешя классифицировались; затъ'мъ изъ нихъ составлялись силлогизмы, и игра въ силлогизмы составляла высшш практически результатъ этого школьнаго метода. Эта Формальная логика могла очень удобно употребляться въ школахъ; она служила упражнешемъ въ языки, развивала мысль въ той тесной сфер1!, которая могла быть обнята оловеснымъ доказательствомъ безъ обращешя къ реальному м!ру, приносила свою долю педагогической пользы (впрочемъ, несравненно меньшую, ч'Ьмъ геометр!я и алгебра); но научное значен1е ея было совершенно ничтожно, потому что даже теор!ю мышлен'ш она вовсе не охватывала.

Въ самомъ дъ\т6, теоргя мышлетя требуетъ разбора вопроса: какъ происходитъ мысль, начиная съ перваго мгновешя, гд^Ь она сознается въ Форм-Ь представлен!я, до того мгновешя, когда она дъ1- лается достоян!емъ ума, какъ упорное убйждеше, которое мы всегда готовы, съ одной стороны, выставить, какъ основаше для ряда аргу- ментовъ, направленныхъ къ новымъ выводамъ; съ другой стороны, разложить на основные элементы, оправдываюцце нашу мысль въ

томъ вид1!, какъ она въ насъ составилась: какъ в'Ьроваше, какъ в1>- роятное мн1;н1е, какъ сомнете, какъ безусловное отрицаше или утверждеше. Очевидно, что классиФикашя сужденш и теор1я аргу- ментацш играютъ зд'Ьсь весьма маловажную роль. Вся же теор!я иышлешя входитъ элеиентомъ въ психолопю и предполагаетъ теорш образовашя представленш, теор!ю гЬхъ духовныхъ состояшй, который мы называемъ въфовашемъ, сомнъчиемъ, убъчкдешемъ; наконецъ, она немыслима безъ постояннаго удержашя въ виду реальнаго м!ра, содержащего вей предметы мысли.

Въ сочинешяхъ различныхъ мыслителей новаго времени, начиная съ Декарта, особенно у Локка и его последователей, эта часть теорш мышлешя, необходимая для дополнешя и исправлешя Формальной логики, нашла себ* много частныхъ пртбр-втенш, особенно въ связи съ психологическими изсл'Ъдовашямп, и эти труды, съ своей стороны, бол^е и бол^е выказывали недостатокъ Формальной логики для всякаго внимательнаго наблюдателя. Но до конца XVIII в1>ка не было ни одного сочинешя, которое надлежащимъ образомъ обняло бы эту задачу и, давъ Формальной логикъ- психологическую основу, сделало бы изъ этой рутинной принадлежности школъ научную теор'ио.

Конечно, Формальная логика пыталась сделаться научною и заимствовать для себя пищу изъ движешя, происходившего около нея въ м!р'Ь науки. Методолог 1я и систематика входили иногда въ ея программу; съ другой стороны, она пыталась иногда проникнуть изъ м!ра своихъ первыхъ данныхъ, понятш, въ м!ръ представлен'^. Не безъ того было, чтобы рядомъ съ силлогизмами не упоминалось о наведенш (индукщи), которое составляло предметъ такого просла- влешя у почитателей Бэкона. Но легко было видеть, что это были приставки, вносивппя въ систему чуждый элементъ реальнаго м1ра, тогда какъ Формальная логика хвалилась г§мъ, что она есть наука чистыхъ формъ мышлен1я, обнимающихъ всякое содержаше, но потому самому разсматриваемыхъ въ ней безъ всякаго содержашя, подобно алгебраическимъ ведичинамъ '). Эти приставки были не раз-

'} Что не п1;|1пс, такъ какъ алгебраичсск!я велочипы ии^югг весьма определенное содержав!е, обладающее невыд'бдвмыиъ своВствомъ: это собран!а равиыхъ едоницъ ли совокупности подобиыхъ собраний.

вит!е прежняго, а ничто совс'Ьмъ иное, и лишь перестроивъ совершенно планъ логики, можно было имъ дать въ ней рацюнальное мЪсто. Но Формальная логика имъма за себя рядъ упебниковъ, долго обдуманныхъ, прввычныхъ, отд'Ьланныхъ въ частностяхъ. Новыя тре- бован'ш проявились лишь въ Формъ1 порицанш стараго, частныхъ во- просовъ, но не представляли даже попытокъ къ систематической обработки науки. Немудрено, что Формальная логика оставалась присвоен рутин1!, и что движеше европейской мысли какъ будто до нея не касалось.

Таково было положеше логическихъ трудовъ, когда Каптъ, въ предисловш къ «Критик1! чпстаго разума», сказалъ, что со времснъ Аристотеля логика не смъма сделать ни шагу назадъ и не могла сдъ1- лать ни шагу впередъ. Оказывается, что это въ обоихъ отношешяхъ неверно: тотъ кругъ изсл'Ьдовашй, который входплъ въ логпчесюе труды Аристотеля, значительно разросся, но въ областяхъ, которыя не принято было включать въ сферу логики. То же, что называли логикой, т. е. Формальная логика, совс'Ьмъ удалилось отъ Аристотелевской точки зр'Ъшя и сделало огромный шагъ назадъ, сравнительно съ его обработкой.

Изъ трехъ областей, которыя, вс1! вм'Ьстъ', составляютъ полный кругъ логическихъ изсл^довашй, тсор1я вещей, какъ он1! есть (объективная, реальная, Философская логика, онтолопя), перешла въ спе- ц'шьныя науки, и главная, господствующая Фплософ1я (Философ1я про- свъ-тителей) отказалась отъ осмыслешя научиыхъ прюбр'Ьтешй, возводя ихъ въ высшее цъмое: она сделалась слугою спец1альныхъ наукъ, популяризируя ихъ частныя теор'ш. Теория мыт лет я (объективная, психологическая логика) не представляла ничего цъмаго, но была подготовлена раздельными кусками въ трудахъ психологовъ и мыслителей, и въ единственной разработанной своей части, въ формальной лотк/ъ, впала въ игру словами. Теорг'я наукъ (прикладная логика) представляла цъ-ль желанш, о которой болгЬе говорили, ч4мъ что-либо для нея делали, если не считать спец!альиыхъ трудовъ въ разныхъ нау- кахъ,—трудовъ, представлявшихъ превосходиМпне образцы методовъ; но это были данныя этого отдала логики, а не ея результаты; всего было сделано для классификацш наукъ.

Эмаиуилъ Кантъ, своимъ огроинымъ п.шпГк-мъ на движете европейской мысли, частью повредилъ развит!ю логики, частью далъ ему огромный толчокъ. Онъ, своимъ авторитетомъ, поддержалъ Формальную логику и придалъ ей еще бол'Ъе безжизненности, требуя по- слъ'довательнъ'е предшественниковъ, чтобы она исключила изъ своей области все, что, всл'вдств1е разнообразныхъ уступокъ, она заимствовала изъ реальнаго м!ра. Но зато, въ своихъ ФилосоФскихъ тру- дахъ, онъ положилъ так!я стройный основы теорш мытлешя, въ связи съ теор'нзю наукъ, что, рядомъ со скелетомъ Формальной логики, подъ его дуновешемъ организовалась другая, живая логика, предъявивши, въ первый разъ поели Аристотеля, попытку на всестороннюю разработку логическихъ изслъ-дованш, подъ знаменемъ критической ФилосоФш.

Но, какъ ФилосоФ1я, система Канта должна была представить и теорию вещей. Онъ отказался отъ м!ра вещей самихъ въ себ/ь, какъ недоступнаго человеку, и далъ теор'по вещей для человека, сливающуюся съ теор'шю челов'Ьческаго мышлешя. Этимъ самымъ онъ далъ огромное преобладаше теорш мышления, еще отрывочной и не обладавшей строгимъ методомъ, предъ теор1ею паукъ, которыя росли и крепчали не только въ количеств1! прюбрътенныхъ Фактовъ, но и въ точности своихъ методовъ. Для могучаго ума Канта, сохранившего уважеше къ наблюден1ю и опыту вн-Ьшняго М1ра, въ то время, какъ онъ оргаиизовалъ науку м!ра субъсктнвнаго, это не имъмо особен- наго значен!я; но для слъ-дующаго покол-Ьн'ш оно не прошло безъ

ГруСТНЫХЪ ПОСЛЪ'ДСТВ1Й.

Самые блестяшде наследники Канта бросились всей силой своего ума на тожество теорш вещей съ теор!ей мышлешя, и въ Германш до сороковыхъ годовъ нашего столът1я развилось Философское движете, которое, бол1>е и болъ-с отдаляясь отъ теор!и науки, какъ она суиуествовала въ действительности, захотело поработить ее, гор- дясь'своими многочисленными прюбрътешями, и поработить Формуламъ теорш мышлешя, даже не пытавшимся придать научную строгость своимъ выводамъ. Конечно, спец'шисты встретили съ насмешкой подобный попытки, и въ области мысли произошелъ болйе полный расколъ, чъ'мъ когда-либо. Наука и Философ1я стали рядомъ, какъ

Миль, ЛОГИКА. Т. I. Ц

совершенно враждебный области. Каждая наука довольствовалась своей логикой, не желая знать методовъ другихъ наукъ; между истиною по взгляду математика, естествоиспытателя, Филолога, историка было мало общаго, кромъ- назвашя. Философ1я, обратившаяся преимущественно въ метафизику,' им'Ьла свою логику, чуждую уже всякаго научнаго метода; ея пр!емы доказательства не признавались ни однимъ спец'шнстомъ за методъ достижешя истины. А Формальная логика въ школахъ пробавлялась своими старыми пр!е- мами, старыми учебниками, чуждая бурь и новыхъ пр'юбрътеиш, какъ н'Ькое царство .«не отъ м!ра сего». При этомъ она одна удержала за собою название логики и возводила свою рутину къ вели- кимъ истинамъ Аристотеля и Канта.

Но завоевательный духъ н'Ьмецкихъ ФИЛОСОФОБЪ не ХОГБЛЪ позволить ей подобной независимости. Въ то время, когда Наполеонъ разрушалъ дряхлую Римскую Имперно и крошечную республику Санъ-Марино, шеллпнгисты пытались завоевать въ свое царство абсо- лютнаго тожества естествознаше со вс'Ьми его богатыми и плодородными областями, а Гегель, подчинивъ своей теор'ш истор1ю, всЪ Формы челов'Ьческаго духа, внеся въ число своихъ завоевашй и естествознаше (почти въ томъ род1!, какъ иные китайсше императоры одолевали въ своихъ манифестахъ рыжихъ варваровъ), не оставилъ въ поко'Ь и Формальную логику. Онъ потребовалъ ее предъ свой исторически! и ФилосоФскш судъ; доказалъ ей, что ея документы о происхождеши отъ Аристотеля Фальшивы, что она не понимаетъ ни Аристотеля, ни гЪхъ словъ, которыя употребляетъ; что ей, бездушной и'неспособной развиться, нътъ и не можетъ быть м'Ьста въмтръ1 д!а- лектическаго развит'ш абсолютнаго духа; и затЬмъ, что ей остается исчезнуть, какъ одному изъ «поб^жденныхъ воззр^нш» (иЬеп\!ипс1епег 81ап(1рипЫ). В'Ьнецъ, сорванный съ главы этого скелета и украшенный великими именами Аристотеля и Канта, Гегель надъмъ на свою голову, и, какъ Наполеонъ объявилъ себя насл'Ьдникомъ Карла Ве- ликаго, такъ Гегель объявилъ себя истиннымъ насл'бдникомъ Аристотеля и назвалъ свое построеше всего сущаго — дошкою.

Нельзя отрицать, что Гегель действительно пытался стать въ уровень со своимъ великимъ прототипомъ, и что логика его,—хотя

это бьш преимущественно теория вещей, какъ оне есть, — пробовала построить теорию мышлешя, съ проницательностью, равную которой еще не представляла истор'ш человечества. Съ другой стороны, онъ не оставилъ безъ виимашя и шорт наукъ: онъ далъ имъ свой безусловный методъ, признавая его единствениымъ и всеобщимъ орудтемъ мысли; онъ далъ имъ терминолопю и систематику, далеко превосходившую все общгя попытки, сделанный до него. Но для его времени это уже было недостаточно.

Аристотель могъ сделаться закоиодателемъ человеческой мысли не потому только, что онъ стоялъ въ первомъ ряду мыслителей: въ этомъ отношенш можно спорить, да и действительно спорятъ о первенстве. Но Аристотель былъ въ то же время и первостепеннымъ учепымъ своего^времени. Его ФЕЛОСОФ'Ш стояла не только въ уровень съ современною ему наукою, но обнимала ее всю, какъ целое об- нимаетъ часть. Не только Философы, но п спещалисты обращались долго къ сочинешямъ Аристотеля за поучешемъ. Чтобы построить свою логику какъ теор'но поняш, онъ положилъ въ основаше теорш мышлешя все, что могли тогда дать психологичешя изследовашя; въ основаше теорш наукъ — все методы, доставленные ему математиками, астрономами, медиками его времени; въ основаше теорш вещей — все знаше Фактовъ, тогда существовавшее. Но Гегель былъ только первостепеннымъ мыслителемъ: въ ряду ученыхъ онъ могъ назваться человеком! обширпаго знашя, но не более. Рядомъ съ Гаусомъ, Якоби, Араго, Ге-Люссакомъ, Бсрцел1усомъ, Кювье и другими светилами науки, его авторитетъ въ ней былъ совершенно ничтоженъ. Да онъ и не воспользовался темъ, что действительно совершалось около него въ области знашя. Не только мысль естествоиспытателей, открывавшихъ около него каждый день новые законы, осталась безъ в.шшя па его построеше, но даже область, самая ближайшая къ стороне логическихъ изследованш, которой онъ особенно занялся, къ теорш мышлешя, была имъ недостаточно разработана — именно психолопя. Онъ далъ своимъ соперникамъ въ Философш, Бенеке п Гербарту, далеко опередить себя на поприще этого спещальнаго из- слёдовашя,

Ц*

ТЪмъ не мен-ве, заслуга Гегеля въ исторш логики весьма немаловажна. Онъ указалъ иа мнопе законы мышлешя, пмЬнцк1 весьма обширное примъ-неше. Онъ указалъ, что вс'Ь категорш сущаго суть лишь категорш человеческой мысли и развилъ предъ последнею про- цессъ, которымъ она создаетъ сама себе многочисленные идолы, предъ которыми потомъ преклоняется. Онъ указалъ на призрачность многихъ терминовъ науки, которые принимались' за ничто реальное. Онъ, на- конецъ, разрушилъ призракъ Формальной логики, доказалъ ея ненауч- ность и указалъ связь между тремя областями логическихъ изсл'Ьдо- вашй. Посл^ него пришлось обдумывать, какъ ничто имеющее взаимную связь, ръчпешя вопросовъ, которые прежде относились къ разнымъ областямъ, не имъчощимъ, повидимому, ничего общаго. Тео- р!я вещей получила значительное пр'юбрВтсше въ Феномешшгш духа; теор!я мышлешя была проведена чрезъ вс'Ь теоретическая ея категор'ш; теор!я наукъ обратилась въ теор1ю науки. Зд^сь не мъ"сто указывать значсше Гегеля въ исторш ФилосоФш и, т'Ьмъ менъ-е, въ истор!и раз- вит1я Европы за ПОСЛГБДН!Й перюдъ. Но зд^сь должно отдать справедливость этому уму,—одному изъсамыхъ зам-вчательиыхъ въ ряду велп- кихъ умовъ первой половины XIX в^ка, — что его попытка создать реальную логику имъ"ла свои законныя причины и не осталась безъ результатовъ.

Но недостатокъ значешя, приданнаго имъ теор'ш наукъ въ ихъ Фзктическомъ развит!и, былъ гибеленъ для его системы. Между од- нимъ, хотя бы и первостепеннымъ, мыслитслемъ и цъмымъ м'фомъ установившихся Фактовъ, опиравшимся на авторитстъ ц^лой Фаланги тоже первостепенныхъ умовъ, — борьба была не равна. Почти вся европейская наука осталась совершенно въ сторон-Ь отъ ФилосоФскаго движен!я гегелизма; его лучпня и весьма важныя для науки указашя прошли незамъ'чепными въ м1р'Б спсщалистовъ. Точная наука продолжала составлять Н-БЧТО совершенно особое отъ м!ра ФИЛОСОФОБЪ. Подъ ея знамя, а не подъ знамя новой логики, стала и психолопя, предъявившая свои права на зваше науки. Наконецъ, на зло гегель- янцамъ, съ ихъ реальной логикой, гербартьяпцы заступились за разобиженную формальную логику, и изъ ихъ школы вышли лучппе ея учебники, до сихъ поръ появлявпиеся (Твестсна н Дробиша).

Впрочемъ, довольно посмотреть па эти новые образцы Формальной логики, чтобы убедиться, что она была потрясена въ своихъ основашяхъ и не могла уже обходиться безъ элементовъ, заимство- ваоныхъ изъ враждсбныхъ областей. Это видно и изъ значительной разницы въ трехъ посл'Ьдовательныхъ издашяхъ учебника Дробиша (1836, 1851, 1863). Защитники Формальной логики перестали быть уверены въ тъ'хъ самыхъ иринципахъ, которые они выставляютъ какъ основные, и не только ие пытаются, какъ во время Канта, по возможности ръ'зко отд'Ьлнть свою область чистыхъ формъ мысли отъ реальнаго м1ра, но, папротивъ, хотятъ придать значеше своимъ изсл$- довашямъ, постоянно опираясь на прюбрътешя прочихъ наукъ, сближая свою безспорную теор'по Формальныхъ выводовъ съ разными посторонними способами доказательствъ и стараясь отъ времени до времени указать связь логики съ психолопею. Формальная логика продолжаетъ существовать, но въ нее болйе и болъ~е проиикаетъ мысль, что она есть только спещальная глава теорш мышлешя, область которой нсвыдъ'лима изъ реальнаго м!ра, и что для научнаго значе- шя сочинешя по Формальной логшгЪ, ее необходимо снабдить доста- точнымъ числомъ вступительныхъ, побочныхъ и заключительныхъ прим1»чанш, чтобы читатель не упустилъ изъ виду многостороннюю зависимость этого спещальнаго изсл'вдован'ш отъ другихъ изсдъ^дова- ши той же области, которая лишь въ своемъ ц'Ьломъ им^етъ какое- либо право на ученую самостоятельность.

Съ другой стороны, когда, по смерти Гегеля и во время гопешя, поднявшегося противъ молодыхъ гегельяпцевъ (Ругэ, Фейербаха и др.) — гонешя еще болЪе безсмысленнаго, чъ'мъ предшествовавшее, безусловное поклонегйе Гегелю—,умы несколько отрезвились отъ ме- таФизпческаго увлечен1я, то, въ виду враждебности вс'Ьхъ спещаль- ныхъ паукъ противъ новой, реальной логики Гегеля, начались въ Гермагии попытки удержать логику, какъ многостороннюю науку, отказавшись отъ того диктаторскаго положешя, на которое Гегель поставилъ ее относительно прочихъ наукъ, т. с. критически отнестись ко вс'Ьмъ до т!>хъ поръ сущсствовавшимъ способамъ обработки логическихъ вопросовъ и не путемъ угадывашя безусловнаго метода, а путемъ обыкиовепыыхъ научыыхъ пр!емовъ, определить задачи,

пределы и мёМдъ логикн, какъ науки. Заслуга этогд д^ла принадлй- житъ, безспорно, Адольфу Тренделснбургу.

Въ своихъ «Логическихъ изслъ-довашяхъ» ') онъ направилъ преимущественно свои удары противъ логики Гегеля, и это придало нисколько его труду видь односторонней полемики; но онъ одинаково напалъ и на Формальную логику, доказывая ея полную несостоятельность, какъ самостоятельной научной области, и пытаясь возсоздать логику на чисто-аристотелевскихъ основашяхъ. Для этой п/Ьлн онъ издалъ и «Основы аристотелевской логикн» 2). По Трендеденбургъ, не смотря на свою оппозищю гсгелпзму (доведшую его до поступковъ непростительныхъ съ нравственной стороны), былъ слишкомъ про- никнутъ метафизическимъ характеромъ н'Ъиецкпхъ учеши, чтобы дать достаточное мЪсто въ своей попытки новаго построешя логике практической сторон^ ея, логики науки, теорш зпашя. Его построешя ограничивались преимущественно сближешемъ теорш вещей (реальной логикн) съ теорию мышлетя, что было уже цъмью Канта и Гегеля. Заслуга Тренделенбурга заключалась въ томъ, что онъ приложить къ сближешю этнхъ областей обычные научные методы, которые вдвигали логичешя теорш въ общую область иаукъ, а не делали нзъ нея чего-то особеннаго, высшаго, враждебнаго всему остальному. Но важная ошибка Трснделеибурга заключалась въ томъ, что онъ, сл-Ьно ол'Ьдуя Аристотелю, вздумалъ поло/кить въ осноиаше своего построеп1я понятие о движеши въ чисто аристотелевскомъ смысл'Ь. Для Аристотеля, жившаго до начала механики, какъ науки, двпжеше обнимало всякое нзмъ'пен'ю, и подъ этимъ терлиномъ группировались вс'Ь возможные Физичесше, Физ'юлогпчесие, психические и космологичеше процессы. Пос.тб Галилея, Ньютона, д'Алам- бера, Эйлера, Лагранжа нельзя уже было такъ произвольно поступать съ словомъ, получнвшимъ совершенно определенный смыслъ. Въ наше время, действительно, проявилось очень определительное стремлеше сделать изъ движен!я основной, объяснительный процессъ

') «Ьое;18сЬе 1Тп1егзис11пп§еп)> 1840, 2-е издан. 1802. Важны тоже его «Ш81оп$сЬе гог РЫ1о8ор1)1е» I (1816), II (1855), особенно игрпыИ томъ, заключающШ «Ое- всЫсЬ1е (||ч Ка1е§опеп1еЬге».

:| «Е1ешеп1а 1о§1сев Ап8(о1е11апа»

Для вс'Ьхъ прочихъ процессовъ природы. Но 6ъ этой механической теории мг'ра движете играетъ совершенно не ту роль, какъ у Аристотеля и Тренделенбурга. Для посл'Ьдиихъ движете есть родовой терминъ, подъ который подходятъ вс1! многоразличные виды процес- совъ природы. Для приверженцевъ механической теорш м!ра движе- ше есть процессъ, который сознается нами субъективно, какъ совершенно особенный и определенный процессъ, и не можетъ быть иначе нами сознанъ; но, въ самомъ дгьлъ, объективно онъ одинъ происходитъ въ природ^ и скрывается подъ многоразличными процессами, нами сознаваемыми. Для построешя логическихъ процессовъ, движете, какъ принципъ, вовсе не годится, потому что для этого приходится придать термину совершенно привычному и установившемуся новое значете; а это хуже, чъчиъ создать новый терминъ, и можетъ быть допущено лпшь тогда, когда понят!е, связанное со старымъ тер- мвпомъ, оказалось несостоятельным!,, вслгЬдств1е пакоплешя новыхъ знати, и приходится совс'вмъ оставить старый привычный терминъ, сдъмавшшся безсмыслешшмъ. Указанная ошибка Тренделенбурга въ общемъ пр1смгЬ развит!я теор!и им^ла слъдств!емъ малое в'л1ян'1е его трудовъ, какъ систематическихъ построенш, и только 'критическая сторона ихъ признается даже болыпинствомъ противниковъ (кромъ- гегельянцевъ).

Его попытка построить пауку логики не удалась, потому что, во-первыхъ, теор!я знашя была затронута въ его трудахъ въ весьма незначительной м^р^, и, во-вторыхъ, онъ недостаточно обратилъ вни- ман'ю въ своей теор!И мышлешя на зависимость последней отъ пси- холопи. Такимъ образомъ, ограничиваясь лишь новою — правда, бол'Ье критическою — попыткою построить логику какъ единство тсорт вещей и теорш мьшлетп, даже не въ нолномъ объем'Ь послъ'д- ней, а бол^Ье въ прсдъ-лахъ Формальной логики, Тренделенбургъ по- ставилъ только требование науки логики, но не построилъ ея.

Мы видели въ предъидущемъ рядъ попытокъ, сдъманпыхъ въ Герман1п, связать область теорш мышлешя.съ областью теорш вещей, и заметили, что главная неудача этихъ попытокъ была въ недоста- точномъ впимап1и къ области теорш знашя. Эту сферу ставили выше всего англШсше мыслители, и потому всего естественнее было по

явиться въ Англш сочипешямъ, сюда относящимся. До XIX въч;а лишь въ трудахъ Бэкона и въ нъ'сколькихъ страницахъ Ныотоиа эта школа им1>ла догматы своего учешя. Все остальное было лишь раз- вит!емъ того, что говорили эти велише умы. Локкъ, Юмъ, 1>раунъ, разрабатывая въ особенности психологпчесш основы нознашя, собственно для теорш познашя сделали немного, по еще крепче утвердили то противоположеше, которое было установлено Бэкономъ между старой и новой логикой. Эта школа въ полемик'Ь своей противъ Аристотеля (впрочемъ, не настоящего Аристотеля, а противъ Аристотеля Формальной логики), отрицая всякое научное значеше силлогизма и вывода, выставила на видъ наведете, (иидукцио), какъ единственный путь, ведущш къ настоящему, а не призрачному зпашю, и потому наведете сделалось отличптельнымъ девозомъ всей школы. Силлогистической логик'Ь они противополагали лотку индуктивную, и науками индуктивны, и называли почти всю область знашя, за исключешемъ математики. Въ XIX в1>к1> появились сочинешя, которыя пытались установить наконецъ основы этой индуктивной лотки, т. е. установить теорию знашя. Это были произведешя Джона Гершеля и Уэвеля. Джонъ Гершель помъ-стилъ въ начал-Ь тридцатыхъ годовъ, въ энциклопедш Ларднера, свою знаменитую ръ-чь «Ол> изучеши есте- ствознашя» '), гд-§ въ первый разъ стройно и последовательно указаны были методы, употребленные естествознашемъ въ его различ- ныхъ отрасляхъ, и наведеп1е всюду указывалось какъ единственный верный источпикъ знашя въ этой области. Въ конп/Ь тридцатыхъ годовъ появилось глубоко ученое сочинеше доктора У;»веля: «Фило- соф!я индуктивныхъ наукъ» 2), въ связи съ его замечательной «Исто- р1ей индуктивныхъ наукъ» 3). Уэвель, идеалистъ и приверженецъ кант'шнской Философ'ш, примиренной съ апглшскимъ уважен1емъ къ

') «0!8соиг5е оп 11)е з1ис]у оГ па1пга! рЬПоворЬу». Известно, что естествознан1е, какъ ц1,.ни-, носитъ у аиглнчанъ иазвапЕе естественной ФилосоФш, па1ига! рЬНоворЬу-

Л «ТЬе рЬИоворЬу оГ Ми- 1п(]ис11ус зслепсез, Гоип(1е(] ироп 1Ье1г 1н»1огу». Я им 1.ш предъ собою третье нздав!е 1858 года въ трехъ томахъ. Первые два носятъ назвав1е «Цсторш научныхъ ндей» (Н181огу оГ зпеШШс н!г;ь); третШ «Возобновденнаго новаго органона» (Моуит ог^апоп гепоуа1ит).

5) »Ш81огу оГ 1п(1исиуе 8с!еосо8», 3 УО!.

преданно, пытался совершить огромное д-Ьло: изъ историческаго изу- чешя методовъ позпашя извлечь теорпо познашя, связанную съ те- ор!ею ыышлен'т и съ тсор1ею вещей. Но онъ слпишонъ страдалъ раздвоешемъ въ собственной мысли, чтобы построеше его вышло цъмьно. Предвзятый убъ-ждешя, къ котпрымъ смьдовало придти для успокоешя своего духа и для поддержамя своей респектэбемности, пресл'Ьдовали почтоппаго ученаго въ его обширпомъ труди, и противо- положеше идей и (/тктовъ, которое опъ положилъ въ основу своего учешя, было, въ ФилосоФскомъ отношеши, жалкою двойственностью, въ научномъ же отношеши — пр!емомъ, не вносящимъ никакого строгаго объяспешя въ науку человеческой мысли. Труды Уэвеля, весьма важные какъ историческая обработка наукъ въ ихъ Фактическомъ наростанш и въ ихъ ФилосоФскихъ иачалахъ, для логики имъ-ютъ весьма второстепенное значеше. Какъ теорш вещей, они весьма отсталы; какъ теор!я знан!я, они даютъ весьма мало но- выхъ объяснен'»!, даже въ частиостяхъ, и отвергаютъ истины, уже выработанныя; какъ теор!я мышлеп1я, они интересны, потому что ^ взяли въ соображен!е историческое развит!е мышлен!я, слишкомъ часто пренебрегаемое; но, въ другихъ отношеп!яхъ, и въ этой области они очень недостаточны; психологическая же сторона вопроса часто прямо ошибочна.

Это сочинеше вызвало умную критическую статью Дж. Гер- шеля въ «Эдинбургскомъ Обозръмпи», гдй въ первый разъ было указано на индуктивное происхождеше математическвхъ представленш, но въ то же время смешивались эти представленгя съ вырабатывающимися изъ нихъ шшяш/нми, и отличительная необходимость ма- тематическихъ истииъ подвергалась сомнъ'н!ю. Уэвель возразилъ; но его возражения, гЬсио связанный съ его идеалистическими взглядами, были неубедительны.

Въ такихъ обстоятельствахъ появилось первое издаше труда Джона Стюарта Милля; въ четырехъ послъ'дующихъ издан!яхъ, постепенно отделываемый авторомъ, трудъ получилъ наконецъ Форму, въ которой мы представляемъ его читателямъ. Прямые предшественники Милля: Гершель и Уэвель. У Гершеля Милль нашелъ очерки теорш знашя, приложенной къ естественнымъ наукамь, и захотЪлъ

обобщить методы, нмъ предложенные. Въсочиненш Уэвеля онъ пмъм-ь предъ собою попытку изло'<кнть полный кодексъ теорш знашя, но испорченный половинчатыми взглядами и недостаткомъ истинно науч- наго пониман'|я у самого автора.

Ммл.н. решился построить теор'но знашя; но его оригинальность заключалась въ томъ, что онъ понялъ неточность исключительнаго нрославлешя метода наведешя. Опъ убедился, что во всъ-хъ наукахъ наведете и выводъ сплетаются между собою, поддерживая другъ друга; что въ иныхъ отдъмахъ, гд1» безпрестанно говорятъ о наве- ден'ш, этотъ методъ совершенно пепрпложимъ и что ц1>ль вс^хъ наукъ сделаться окончательно выводными. На эту особенность его взгляда указываетъ и назваше, поставленное имъ во-глав1! его труда: «Система дедуктивной и индуктивной логики», хотя въ сущности логика одна, а выводъ и наведете лишь ея оруд!я. Какъ теор!я зпа- шя, едва ли этотъ трудъ имйетъ другой равный ему въ Европъ-.

Сочинете Уэвеля, пользовавшееся большимъ уважешемъ по своей учености м пр'юбр'втгаее много почитателей, потому что оно удовлетворяло желанно значительная числа образованная класса англичапъ не колебать основатя разныхъ маленькихъ кумирчиковъ апглШской жизни, не могло не вызвать протеста Мплля. Ноклонникъ Огюста Канта, Милль долженъ былъ возстать протпвъ нерешительности Уэвеля, въ то же время, каиъ его светлый умъ не могъ не видеть призрачности Уэвелевой исторш идей. Полемика противъ Уэвеля оставила, можетъ быть, слишкомъ значительные сл^ды въ этомъ про- изведен)и, но мы ей обязаны многими превосходными образцами убедительной критики. Конечно, лучше бы Милль не посвящалъ ей ц1>лыя главы въ тексте, но отнесъ ее къ прпм'Ьчашямъ.

Но приверженность къ позитивизму им^ла- сл'Ьдств!емъ и н1>ко- торые недостатки въ сочинении Милля: оиъ едва коснулся логической теорш вещей. Правда, идеальная теор'ш вещей, какъ ее строятъ н16мецк1е Философы, не могла имъ^тъ м^ста въ его чисто научномъ произведен'»!, проникнутомъ строгнмъ здравыиъ смысломъ. Но, по- ставивъ въ своей простенькой таблиц-! категор!й (стр. 57) такъ высоко ощущен'ш и указавъ много разъ, что для человека всегда будутъ существовать несколько основным, группъ явлешй, вследств1е су

щёствовашя нпскольтхъ, ве сводимыхъ одни на друпя, группъ ощущен'»!, Милдь могъ и, пожалуй, долженъ былъ разобрать внимательно пснхичеше процессы, разнообразянде для человека вещи и развпваюицеся изъ первоначальныхъ ощущенш въ мысль со вс'Ьми ея Фазисами до полиаго уб&кдешя. Это разсмотр-Ьше связало бы для пего самымъ простымъ образомъ теоргю знашя съ теор1ею вещей, какъ она существуетъ для человпка, и съ теорг'ею мьпилешя къ ея полномъ развили. Но онъ этого не сдъ*лалъ. Психически пргщессъ обратилъ на себя его внимаше лишь настолько, насколько первый ему былъ нуженъ, для опровержешя теор'ш самостоятельности идей. Во вс'Ьхъ другихъ отношешяхъ, онъ оставилъ его вн'Ь своего изсл^доватя, ограничиваясь, какъ Формальные логики, готовымъ понятсемъ, или, точ- н'Ье, готовымъ словомъ, съкотораго начинается реальное выражен1ечело- в1>ческой мысли. Это сближеше съ началами Формальной логики привело Мплля ко внесению ея въ свою «Систему логики», такъчтоона представляется намъ какъ теор'ш знашя въ связи съ Формальною частью теорш мышлешя. Отъ недостатка бол^е глубокаго изсл-Ъдовашя теор'ш мышлен1я пропсходитъ и сравнительная слабость первыхъ главъ труда Милля и т'Ь увлечен!я его (наприм'Ьръ, въ теор'ш математическихъ нстинъ), которыя вызвали наиболее порицатий противъ его труда и который д-Ьйствительно не могутъ быть пропущены безъ замучан!!!. Пом%стивъ ихъ на самыхъ странпцахъ сочинен1я, и посвятнвъ довольно значительное «гёсто одному изъ нихъ, я не нахожу нужнымъ зд'Ьсь объ этомъ распространяться.

Такимъ образомъ Милль не р^шилъ задачи о построенш пауки человеческой мысли, какъ объективирующей для человека все сущее, какъ субъективно развивающегося процесса мышлешя и какъ средства уловить истину. Но онъ и не ставнлъ себъ- подобной задачи. Онъ хогвлъ дать логику знамя, теорпо истнннаго заключешя, и об- работалъ ее лучше, чймъ кто-либо. Онъ не увлекся пристраст!емъ своихъ соотечествешшковъ къ наведеи!ю и показалъ его недостаточность во многихъ областяхъ знашя; опъ показалъ, что оно не составляетъ окончательной ц'бли знан'ш, но лишь его предварительную ступень. Овъ ум^лъ въ многоразличныхъ сферахъ д^йствительныхъ знанш найти образцы иоставленныхъ имъ методовъ мышлешя и доказательства ихъ

истинности. Онъ составнлъ книгу, о которой химикъ, подобный Ли- биху, могъ сказать, что оиъ изъ нея научился, и Тэнъ, что" онъ не видалъ лучшаго трактата о методъ' нравствснпыхъ наукъ ').

Что сказать объ его критпкахъ? Большая часть не стоить того, чтобы упоминать о нихъ. Особенно нъ'мцы, твердо стояние па своей идеалистической почв'Б, не хотели даже порядочио вдуматься въ кии гуМилля лишь потому, что онъ, удерживая назваше логики, занимался совершенно другими вопросами, чъ'мъ гЬ, которые они привыкли находить въ книгахъ, носящихъ пазваше этой науки. Они пренебрегали теор1ей знашя и стремились слить теорию вещей съ тео- р1ею мышлен1я. Милль, наоборотъ, почти всю книгу посвятилъ тео- р!и знашя. Они не могли понимать другъ друга. Для примера приведу хотя бы Апельта, действительно очень д'Ьльнаго писателя, хотя второстепенного. Онъ, въ своей «Теорш индукш'и», посвятилъ цъмую главу истор!и этого предмета и, конечно, долженъ былъ указать на Милля; но онъ выказалъ полное сочувств1е не ему, а Уэвелю, вслъ-д- ств1е идеализма послъ'дияго и, указывая на некоторые недостатки Милля, споритъ съ нимъ опять во имя' Философскихъ принциповъ, а не научныхъ данныхъ.

Самъ Мнлль призналъ, что лучшая критика на его сочинеше написана Тэномъ въ брошюрй, названной въ предъидущемъ прим'Ьча- ши. Тэнъ, съ своимъ блестящимъ, проницательлымъ умомъ, весьма выпукло выставилъ достоинства Милля, но посвятилъ последнюю главу и порицашю. Онъ порицаетъ Милля въ особенности за недостатокъ ионимашя процесса отвлечешя, дъ'лаетъ несколько весьма в'Ьрныхъ зам'Ьча1пй, по выказываетъ также уверенность, что мы можемъ знать вещи, какъ он^ есть,—возражеше, которое сделано подъ нЪкоторымъ вл1ян1емъ немецкой ФилосоФ1и и которое къ д-влу не идетъ. Оспаривать Милля должно, становясь на его же точку зр-1;ши и выказывая неполноты или противоргвч1е въ его собственныхъ пр1емахъ, а не съ точки зр'Ьшя, которой онъ не признаетъ.

Но я останавливаюсь. Предлагая читателю самую книгу Милля, я желалъ только указать ея м^сто въ ряду друтихъ сочинешй той

') -Ье роз1иг18те ап§Ы8» р. П. Тате (1864) р. 93, прин.

же сферы и историчешя причины, обусловивпш ея обработку Мил- лемъ именно съ той точки зр*шя, которую онъ принялъ. Подробная критика самой книги въ ея предисловш не входила въ мои иам*решя.

Можно только сказать, что книга Милля прииадлежитъ къ лучшимъ въ логической литератур* вообще. Аристотель, Декартъ, Бзконъ, Кавтъ, Гегель, Тренделенбургъ, Гершель, Милль — вотъ вся самостоятельная литература логики. Вс* им*ютъ недостатки; ни одннъ не обнялъ задачи во всей ея полнот*; Милль, изъ иов*йшпхъ писателей, взялся за ея наиболее практическую сторону и посмотр*лъ на задачу наиболее трезво.

БудущШ усп*хъ можетъ ожидать себ* логика, какъ наука мысли, отъ усп*ховъ психолопн въ частности, антрополог'ш вообще, а также отъ бол*е специальной и точной разработки исторш наукъ. Въ единств* человека логика, какъ и вся наука, найдетъ Философскш прин- ципъ, который не сошьетъ эклектически, но соединитъ органически, ея три велишя отрасли. Въ психолопи иайдетъ теор!я мышлен'ш прочную основу, и, развиваясь на этомъ начал*, она окажется и единственною истинною теор'юю вещей, единственнымъ смысломъ всего сущаго. Глубже черпая изъ исторш науки и подробнее разбирая процессы мышлешя ученыхъ, особенно основателей разныхъ отраслей зиаи1я, та же теория мышлен1я дополиитъ и округлнтъ теор'ио зна- н1я. И тогда невозможенъ будетъ тотъ хаосъ, который теперь пред- ставляютъ сочинен1я по логик*, немыслимо будетъ противополо- жеше формальной, реальной и индуктивной логики, но будетъ одна человпческая логика, наука того отправлешя, которое челов'Ькъ считастъ наиболее человъ'ческимъ, наука разумной мысли. Въ реальной сторон* ея чеюв*къ узнаетъ лишь процессъ мышлешя; изучеше этого процесса будетъ для него немыслимо безъ мыслимаго содержания, а въ масс* мыслимаго, какъ въ пр!емахъ мышлешя, будетъ им*ть значеше лишь то, что челов*къ зпастъ.